Жизнь и творчество русско-французско-американской художницы Александры Николаевны Прегель (ур. Авксентьевой; 1907-1984) являются неотъемлемой частью не только истории и культуры России и Российского Зарубежья - сегодня ее наследие, без сомнения, достояние мировой художественной культуры.
Русско-Французско-Американская художница – как верно это определение применительно к уникальному художественному наследию Александры Прегель, весь жизненный путь которой являл собой путь служения: своей Родине – России, с которой ей суждено было расстаться в совсем еще юном возрасте, и воссоединиться с которой художница мечтала всю жизнь; Франции, где прошло профессиональное становление Александры Николаевны как мастера, и где она встретила, разделившее ее жизнь на до и после начало Второй мировой войны; США – стране, где Александра Прегель откроется миру через свои необыкновенно реалистичные и глубинно философские картины, осмысляющие войну, как трагедию XX века.
Сегодня, в год празднования 76-летней годовщины Великой Победы, творчество А.Н. Прегель, воплощенное в прекрасных художественных произведениях, становится своего рода символом единения стран, одержавших победу над мировым злом – нацизмом.

Александра Николаевна родилась в семье видного члена партии эсеров, будущего министра внутренних дел Временного правительства
Николая Дмитриевича Авксентьева (1878-1943) и доктора философии
Марии Самойловны Тумаркиной (1882-1976)
Николай Авксентьев - один из самых известных российских политиков начала ХХ века - родился 16 ноября 1878 года в Пензе, в семье чиновника судебной палаты, выходца из небогатого дворянского рода. Особым прилежанием в школе Николай не отличался, но много читал и окончил гимназию с золотой медалью. Далее, выпускник юридического факультета Московского университета, Н.Д. Авксентьев отправился продолжать образование в Германию, где изучал философию и экономику в Берлине, Лейпциге и Галле. В 1903 году он защитил докторскую диссертацию о философии Ф. Ницше, которая в 1906 г. была издана в России под названием «Сверхчеловек».
Профессиональным философом Николай Авксентьев не стал, ибо его гораздо больше привлекала политическая борьба. Он был превосходным оратором и произносил речи с большей охотой, чем писал. Следует отметить, что основам ораторского искусства он также обучился в Московском университете, приобщаясь на практике к блестящим выступлениям Ф.Н. Плевако и других известных адвокатов. Однако симпатии он привлекал не только ораторским искусством, но и привлекательной, чисто русской внешностью: блондин с серыми глазами, типичная для русского интеллигента русая остроконечная бородка, большой лоб и длинные светлые волосы, как у священника.

Мария Тумаркина, мать Александры - была личностью незаурядной, оставившая яркий след в культурной жизни России и Российского Зарубежья.
Родилась она в Москве, совсем юной вступила в члены социал-революционной партии и уехала учиться за границу (ее еврейская национальность не позволила ей поступать в российские университеты). Одновременно с изучением философии она принимала активное участие в политических кружках находившихся там русских студентов. Так она познакомилась с Николаем Авксентьевым, который также был вынужден покинуть Россию, чтобы продолжить образование. Из Московского Университета его исключили за пропаганду против царского режима.
Встреча Мани (так называли друзья Марию Самойловну) и Николая Дмитриевича соединила их судьбы на многие годы. Они полюбили друг друга и решили пожениться после того, как Мария завершит учебу в университете.
На родину Мария Самойловна вернулась уже доктором философии - одна из первых женщин в России, получившая такую степень - ее диссертация была посвящена творчеству великого мыслителя Владимира Соловьева.

Брак состоялся в 1906 году в тюремной камере, где Николай Авксентьев ожидал приговора суда за участие в революционных событиях 1905 года. Маня, не раздумывая, последовала за осужденным на пожизненную ссылку в Обдорск мужем. Однако Николаю Дмитриевичу вскоре удалось бежать, и он нашел временное убежище в Финляндии. Мария, уже будучи беременной, приехала следом за ним в Гельсингфорс (Хельсинки). Так определилось место рождения их дочери. Едва успели доставить будущую мать в больницу, как появилась на свет Шурочка - Александра Николаевна Авксентьева. Это произошло 15 декабря 1907 года. Спустя несколько месяцев Н.Д. Авксентьев покинул Финляндию. С тех пор, вплоть до октябрьского переворота 1917 года, ему пришлось скитаться по Европе с короткими, тайными приездами на родину.
Мария Самойловна с маленькой Шурочкой вернулась в Москву и оставалась там пока дочери не исполнилось 2 года. Затем они уезжают в Европу, где жизнь была всецело подчинена частым переездам Н.Д. Авксентьева, полностью поглощенного нелегальной политической деятельностью.
Вскоре для Марии Самойловны стало очевидным, что она с ребенком не в состоянии разделять полную опасностей жизнь мужа. В итоге, брак родителей Шурочки Авксентьевой распался.
В последующем Мария Самойловна становится женой литератора Михаила Осиповича Цетлина (1882-1945) – внука основателя крупнейшей в России фирмы «Чай Высоцкого».

Несостоявшаяся семейная жизнь не помешала Николаю Авксентьеву и Марии Цетлиной оставаться друзьями, ибо их навсегда связали любовь к дочери, взаимное уважение и общность политических взглядов. Александра, названная именем пензенской бабушки, матери Авксентьева, хотя и жила в новой семье Марии Самойловны, всегда могла бывать у отца и проводить с ним время, когда позволяли обстоятельства. Все эти перемены в их судьбах происходили во Франции еще до октябрьского переворота в России.
Как только до Парижа донеслось известие о Февральской революции 1917 года, Авксентьев срочно выехал в Россию. Александра Николаевна так вспоминала свое прощание с ним:
«Он (отец) пришел, посадил меня на колени и сказал: "Ну, дочка, наконец настал долгожданный день. На нашей Родине революция. Россия теперь будет свободной, и я могу теперь туда ехать и работать для того, чтобы помогать, чем смогу, строить великую, свободную страну нашу Родину". Я страшно расплакалась от волнения, а он гладил меня по голове и говорил: "Ничего, не волнуйся, это великое счастье. Скоро ты тоже туда поедешь, и мы вместе поедем в Пензу и покатаемся по Волге"».

Спустя два месяца Мария Самойловна, вместе с новым мужем и детьми также отправилась на Родину. В Европе все еще шла война, поэтому путь оказался долгим: через Америку, Японию и Сибирь. Судя по количеству взятого с собой багажа, Цетлины были уверены в том, что они окончательно возвращаются домой, и им больше не придется более "кочевать" по Европе.
В последующем Александра Николаевна так описывала свои детские впечатления от проделанного пути: «И вот наконец мы в России. Я смотрела из окна сибирского поезда и думала: Вот эта страна, моя страна, которая теперь будет свободной и счастливой».
В воспоминаниях Александры Николаевны присутствует рассказ о том, как они с отцом посещали Успенский Собор в Москве, описывается их поездка в бывшем царском поезде в Петроград и многое другое. Это были короткие счастливые моменты, оставшиеся в памяти десятилетней девочки.

Несмотря на то, что Александра Николаевна родилась в Финляндии, и в России прожила с интервалами всего 4 года, будучи еще совсем ребенком, именно русский язык останется для нее навсегда родным. При этом она в совершенстве владела французским и английским, хорошо знала немецкий и итальянский, позднее изучила иврит.
Личностное становление юной Шурочки происходило в удивительном окружении: в «салоне Цетлиных» собирались поэты от Вячеслава Иванова до Маяковского, здесь можно было встретить Милюкова и Керенского, Бунина, Алданова, Бунакова, Шмелева, Ходасевича и многих других. Вот как сама Александра Николаевна описывала ту среду, в которой росла:
«Дом моей матери был "открытым" домом. Где бы она ни жила (в Париже до революции, в Москве во время революции, Париже в эмиграции, когда еще были средства, или в Нью Йорке, когда жизнь стала очень скромной)…
Главным ее интересом были литература и поэзия и, вероятно, поэтому ее главными друзьями были писатели. Кроме того, русские писатели за границей были наименее приспособленными людьми и нуждались больше других.
Во Франции в 1920 -1940 гг. русским писателям невозможно было что-либо заработать литературой, и образовалась категория людей, которые жили на пожертвования, собираемые среди более состоятельных эмигрантов.
Можно сказать, что моя мать всегда стояла во главе организации этих сборов и этой помощи. В дореволюционном Париже (1910-1917) у моей матери были друзья среди французских писателей и художников, но только с некоторыми из них (Bourdelle, Cendrars, Verharn и т.д.) она сохранила отношения и после, вероятно она просто не могла уместить всех в своей жизни, так велик был приток эмигрантов после революции.
Она любила людей, интересовалась людьми и умела входить в жизнь других людей. Может быть, несмотря на семью и т.д. ее душевная жизнь не была заполнена и оставались неистраченные силы и эмоции, которые она неожиданно вкладывала в затруднения какой-нибудь семьи или человека…
Среди друзей и знакомых моей матери и Михаила Осиповича Цетлина было также много общественных деятелей, с которыми они были связаны прошлыми общественными интересами или настоящей борьбой против советского режима».

После октябрьского переворота 1917 года, как и многие вынужденные стать изгнанниками лучшие представители российской интеллигенции, Цетлины покинули Россию и обосновались в Париже. Именно здесь, в одном из самых интересных и притягательных мест Европы, необычайно одаренная девочка начинает постигать секреты художественного мастерства под руководством выдающихся наставников: первыми ее учителями стали близкие друзья Цетлиных Наталья Гончарова и Михаил Ларионов.
В 1922 году Наталья Сергеевна написала такое стихотворение для Шурочки:
Горошек прелестный, изящный и скромный,
Средь травки зеленой и тонких кустов,
Растет, возвышаясь в колючках, укромный,
Маня переливами разных цветов.
Малиновой лентой в косе золотистой
Горит, и мне мнится наш север и рожь…
И в солнца лучах, как во ржи, синий, чистый,
Мелькнет василек, что на небо похож.
И хочется тонко ему засмеяться,
Малиновым смехом в зеленых мечтах,
И с ласкою нежной к нему прикасаться,
Как синие струйки в его лепестках...
Однако не только любимой ученицей стала для блистательной Гончаровой Александра Авксентьева (во многих ее работах визуально и энергетически чувствуется присутствие выдающейся художницы) - это были отношения, пронесенные через всю жизнь, пронизанные «отеческой» заботой и поистине «дочерней» благодарностью.

Здесь же, в столице Франции, семнадцатилетняя Александра приобщается к искусству выдающихся художников Российского зарубежья Александра Яковлева и Василия Шухаева - в 1924 г. она занимается в созданной ими Художественной студии. Параллельно с этим процесс активного профессионального формирования начинающей художницы связан с учебой в Высшей национальной школе декоративного искусства в Париже (L'Ecole Nationale Supérieure des Arts Décoratifs), которую она оканчивает в 1929 году.
Художница активно и успешно работает, и ее картины вскоре становятся неотъемлемой частью выставок.

«Салон Цетлиных» продолжал свою жизнь и в Париже, превращаясь в один из культурных центров французской столицы. Здесь на одном из вечеров, посвященных творчеству поэтессы Софьи Юльевны Прегель, состоялась знакомство Александры с ее будущим мужем Борисом Юльевичем Прегелем (1893-1976) – ученым–физиком, предпринимателем (совладелец рудников в Бельгийском Конго) и коллекционером, человеком необыкновенных дарований, увлекавшимся литературой, музыкой, живописью.
Став в 1937 году женой Бориса Прегеля Александра Николаевна начинает подписывать свои работы "А. Прегель".
Убежденный противник нацизма, с началом Второй мировой войны Борис Прегель становится одним из создателей антифашистского комитета, и его имя, еще до вступления немцев в Париж, фигурирует в списках гестапо. Семьи Цетлиных и Прегелей покидают Париж.

Окончательный переезд в США - это событие разделяет творческую жизнь Александры Прегель на «до» и «после», ибо судьба трехсот ее картин, оставленных в парижской квартире, по сей день неизвестна.
Однако блистательно талантливая, прекрасно образованная, успешная и сказочно богатая, художница никогда не почивала на лаврах, а всегда оставалась той самой маленькой девочкой Шурочкой, воспринимающей мир чистой, открытой познанию душой. В США, где обосновались Прегели, она начинает свою творческую жизнь в буквальном смысле с чистого листа – как ребенок начинает делать свои первые шаги. Необыкновенно сдержанная, закрытая для общения и погруженная в себя Александра Николаевна открывается миру через свои фантастические по глубине работы: художница не успела воочию увидеть ужасы войны, но ее полотна войне посвященные необыкновенно реалистичны и пронизаны болью и страданием.

Выполняя ее пожелание, мы с мужем взялись за разбор архивов. Оказалось, что личные бумаги Александры и Бориса Прегелей составляли только небольшую часть их общего объема. Остальные материалы представляли собой литературные и политические архивы, принадлежащие эмигрантам первой послереволюционной волны. Мы быстро осознали, насколько важны эти материалы для истории Российского Зарубежья. Понять, как они оказались в одном месте, было не сложно учитывая то обстоятельство, что ближайшими родными и друзьями Александры и Бориса Прегелей были выдающиеся деятели эмиграции - письменные свидетельства своей жизни и деятельности они передали Прегелям, ибо справедливо считали, что все это будет сохранено.

Русско-французско-американская художница – как верно сегодня это определение применительно к уникальному художественному наследию Александры Прегель. Однако сама Александра Николаевна, несмотря на безграничную любовь и к Франции, и к США, на протяжении всей своей жизни мечтала вернуться в страну своего детства – далекую, и вместе с тем столь близкую ее душе и сердцу Россию.
В записях Александры Николаевны Юлия Гаухман нашла такие строчки: "Кто-то однажды привез или прислал отцу лакированный деревянный ящик с русской землей. Этот ящичек казался мне какой-то святыней, самой драгоценной вещью на свете и залогом будущей жизни с отцом в России, где все должно быть необыкновенно хорошо и прекрасно…"
Мечте выдающейся художницы не суждено было осуществиться. Александра Николаевна Прегель уйдет из жизни в Нью-Йорке 26-го июня 1984 года.